Золотой треугольник

Центр Золотого треугольника, Петербурга и бывшей Российской империи — Дворцовая площадь, застроенная, как сказали бы сейчас, иностранными специалистами. Облик парадного ансамбля остается неизменным уже почти двести лет, разве что Зимний дворец менял цвета как перчатки: представьте его терракотовым (а именно таким он был еще в 1920-х) или желтоватым (изначальный вариант Растрелли). На площади царит легкая суета: кареты, подростки со скейтами и велосипедами, ряженые Петры и Екатерины, домогающиеся туристов. Ежемесячно по случаю бесплатного входа в Эрмитаж выстраивается очередь, доходящая до арки Главштаба даже в морозы. Несколько раз в год — концерты и гуляния по случаю городских праздников, которые страшно не нравятся эрмитажному руководству. У них есть резоны: в новогоднюю ночь 2000-го петарда, запущенная из толпы, угодила прямо в стоявшую в лесах колесницу над аркой, дерево загорелось, скульптуру пришлось снять на реставрацию на год.

От Дворцовой площади уходит Миллионная улица, где, как следует из названия, селились люди небедные; в советские времена она носила имя бомбиста Степана Халтурина. Справа — Новый Эрмитаж, портик которого держат девять атлантов, под ступнями которых всегда кто-то фотографируется. Следом ждет еще один хороший кадр с перспективой Зимней канавки, узкого канала между Мойкой и Невой. Про эффектную арку с галереей, перекинутую через него от Большого Эрмитажа к Эрмитажному театру, ходила история: мол, Екатерина устроила в ней большой пир, чтобы посрамить недоброжелателей архитектора Кваренги, намекавших на хлипкость сооружения. Это не более чем легенда, особенно если учесть, что арку построил не Кваренги, а Фельтен.

Сверните в Мошков переулок, чтобы выйти на Дворцовую набережную и посмотреть на Стрелку и Петропавловскую крепость — или оцените тот же вид из магазина 8-store в пространстве «Тайга». Ближе к Троицкому мосту на Миллионной стоит Мраморный дворец, подарок Екатерины своему фавориту Григорию Орлову. В ответ тот преподнес императрице 400-каратный индийский бриллиант. Екатерине бриллиант пригодился — он украсил скипетр Российской империи, а вот Орлову дворец — нет: граф умер до завершения работ. Позже тут жили эксцентричные члены семьи Романовых, в частности юный великий князь Константин Павлович, стрелявший в залах из пушки живыми крысами, и великий князь Константин Константинович, поэт, на чьи стихи было положено много романсов. Сейчас в Мраморном дворце тоже достаточно эксцентрично: внутри — современное искусство, во дворике — нескладный памятник Александру III.

На Марсовом поле наверняка захочется задержаться летом — и вряд ли зимой, когда у Вечного огня греют руки какие-то забулдыги. Из зданий по правой стороне примечательна не длиннющая громада (это бывшие офицерские казармы), а стоящий на углу с Мойкой дом Адамини, магнит для богемы начала XX века. В 1915 году здесь, в художественном бюро Добычиной, открылась выставка футуристов, на которой Малевич представил на суд публики «Черный квадрат». Критики взвыли от возмущения: не столько из-за самой картины, сколько потому, что художник поместил ее в красный угол, предназначенный для икон. Потом в доме работало кабаре «Привал комедианта», где бывали Мейерхольд и Маяковский, а Блок впервые читал поэму «Двенадцать». Не говоря уже о жильцах: Ахматова, Леонид Андреев, Юрий Герман.

С Марсова поля открывается множество заманчивых перспектив: справа купола Спаса на Крови, впереди Михайловский сад, но держитесь курса на шпиль Михайловского замка. По левую руку останется Летний сад, куда петербуржцы не ходят после варварской реконструкции — хотели устроить идиллический регулярный парк, мини-Петергоф в центре города, а получился «ГУЛАГ в стиле барокко», как подытожил в интернет-отзыве один из посетителей. Рядом, на Фонтанке (напротив дома № 12), сидит Чижик-Пыжик, который известно что тут пил. В городском фольклоре эта фигура появилась благодаря студентам Института правоведения, что на противоположной стороне реки: те носили яркие, под чижика, мундиры и пыжиковые шапки. Крошечную скульптуру птички (работа Резо Габриадзе) все время крадут.

Михайловский замок производит впечатление и сейчас, но еще эффектней смотрелся при Павле I, когда здание со всех сторон было окружено водой. Рвы засыпали после смерти хозяина, двести лет назад, и частично восстановили (без воды) совсем недавно — сейчас к порталу-входу ведет подвесной мост. Разбитый вокруг памятника Петру I Инженерный сквер и вытекающая из него Кленовая аллея — едва ли не самое умиротворенное место Золотого треугольника, где вечером порой можно посидеть на скамейке в совершенном одиночестве.

На перекрестке с Инженерной улицей бросьте взгляд налево, на массивное здание с куполом-супницей — это первый каменный цирк России, который итальянский антрепренер Гаэтано Чинизелли построил в 1877 году. Недавно цирк Чинизелли открылся после долгой реставрации, и те, кто надеялся увидеть если не номера в духе Cirque du Soliel, то хотя бы что-то современное, остались разочарованы: там все те же дрессированные собачки. За цирком стоит тяговая подстанция № 11, неожиданный памятник конструктивизма (1932) в парадном центре. Для города она ценна не только архитектурой: в народе сооружение известно как Блокадная подстанция — благодаря ей в 1942-м по Ленинграду ходили трамваи. Теперь, когда здание выведено из эксплуатации, вокруг кружат девелоперы — и за него тревожно.

Кленовая улица приведет на Манежную площадь. Давший ей имя Манеж постройки Карло Росси (ныне Зимний стадион) давно уступил здесь главную роль Дому кино — уже какое поколение студентов сбегает на сеансы с лекций и целуется на ступенях. Сквер в центре площади дает возможность наконец узнать, как выглядели строители Петербурга Росси, Ринальди и Кваренги, чьи бюсты расставлены вокруг фонтана.

Свернув налево по Итальянской улице, вы попадете на набережную Фонтанки. Тут удобно выстроились три заведения, обеспечивающие прожиточный минимум петербургского умника — книги-кофеин-алкоголь: магазин «Порядок слов», кафе «Кофе на кухне» и бар «Продукты». Дальше вдоль набережной тянется фасад Шуваловского дворца (№ 21), в котором Виктор Вексельберг открыл свой Музей Фаберже (fabergemuseum.ru) — олигарх оказался ценителем пасхальных императорских яиц (выставлено девять штук) и вообще блестящих вещей: в витринах собраны серебряные ложечки, серьги с топазами и другие безделицы.

Впереди Аничков мост с конями, подсказывающий, что на Невском придется перейти на рысь — так уж там заведено. Сразу за мостом на нечетной стороне проспекта целый квартал занимает ансамбль Аничкова дворца. Самое старое здание на Невском было построено при Елизавете: завершающие штрихи сделал Растрелли. К проспекту дворец стоит боком, поскольку имел собственную гавань с выходом на Фонтанку. Позже ее засыпали, а между Аничковым и рекой выросло канцелярское здание Кабинета Его Императорского Величества (на этот адрес, в частности, поступали прошения и жалобы). Перечисление всех владельцев дворца займет слишком много места — у Романовых он считался хорошим подарком на свадьбу, поэтому бесконечно ходил из рук в руки. Достаточно сказать, что в Аничковом саду играли почти все будущие императоры, а с 1937 года, когда здание стало Дворцом пионеров (теперь Дворец творчества юных), играют обычные дети.

К Аничкову прилегает ансамбль площади Островского с более доступным Катькиным садиком. Напротив стоит Елисеевский магазин, открытый главными импортерами вин в Российской империи, купцами Елисеевыми. Полнокровный модерн сейчас вызывает единодушное восхищение, а в начале XX века такая архитектура, тем более на Невском, казалась чужой и наглой. «Все купечество на стиле нуво свихнулось, трех- и четырехэтажные декадансы себе возвели», — язвил фельетонист «Петербургского листка». 

За углом от Елисеевского, на Малой Садовой, прохожие обстреливают монетами фигурку сидящего на карнизе кота Елисея. Напротив — его менее популярная подруга, кошка Василиса. Китчевого скульптурного новодела на Малой Садовой — улице пустой и глупой — хватает: есть еще фонтан-шар и памятник фотографу у дома, где располагалось известное на весь город фотоателье Карла Буллы.

Спуститься в переход под Садовой улицей, забитый ларьками с жуткими сувенирами, неизбежно придется, а вот Гостиный двор с товаром сходного пошиба можно спокойно проигнорировать. Вообще-то, это памятник архитектуры (классицизм второй половины XVIII века, архитектор Валлен-Деламот), но горожане настолько привыкли воспринимать здание как павильон метро, что никогда его не разглядывают. Красная башня за Гостиным двором входила в ансамбль Городской думы и служила пожарной каланчой. Само здание управы стоит на Думской улице, которая десять лет назад была самым важным барным адресом Петербурга, а теперь там неприятный разгул и порой перестрелки.

Напротив Гостинки находится еще один старый торговый дом, Пассаж (1848). В смысле магазинов там ничего интересного, но интерьеры неплохо сохранились. По галерее под стеклянной крышей можно выйти к очень культурной площади Искусств с памятником Пушкину, главным зданием Русского музея, Михайловским театром и Большим залом Филармонии.

Через пару домов от Пассажа здания расступаются перед Армянской церковью Святой Екатерины, первым на вашем пути инославным храмом Невского проспекта. Петербург с самого начала был терпим к другим конфессиям (как иначе могло быть в городе, где корабли строили голландцы, а дворцы итальянцы): общинам, желавшим иметь свои дома для молитв на главной улице столицы, не чинили препятствий. Изящную церковь построил Юрий Фельтен; во дворе есть армянская лавка с лавашами и вареньем.

На отходящей от Невского Михайловской улице всю нечетную сторону занимает дореволюционный гранд-отель «Европа». Когда-то считалось богемным зайти сюда на кофе — так, например, делал Довлатов. Дальше по проспекту уличные художники торгуют позорящими культурную столицу картинами перед фасадом католической базилики Святой Екатерины. Руку к ней приложили и Трезини, и Ринальди, и Валлен-Деламот, а прихожанином был архитектор Исаакия Монферран.

С моста через канал Грибоедова все как на ладони — лучший вид на Спас на Крови, Казанский собор и построенный архитектором Сюзором Дом книги (который, как и Елисеевский, жутко не нравился современникам). Если хочется чего-то менее очевидного, сверните на набережную, к эклектичному зданию Санкт-Петербургского общества взаимного кредита (№ 13) того же Сюзора. Сейчас в нем работает «Росбанк», но операционный зал с колоннами из каррарского мрамора и чугунными лампами по-прежнему выглядит так, будто тут выдают ассигнации, а не пластиковые карточки.

Третья утопленная в глубину Невского церковь, Петрикирхе, принадлежала немецкой общине. После революции ей пришлось тяжелее прочих инославных храмов на проспекте — все были разорены, но ее в придачу превратили в бассейн. Рядом есть еще шведская церковь на Малой Конюшенной и финская на Большой Конюшенной. Малая Конюшенная — улица тихая и рассеянная, а Большая, наоборот, буржуазная и самодовольная. На ней сверкают несколько дорогих витрин и красуется свежеотреставрированный универмаг ДЛТ (Дом ленинградской торговли), превращенный в магазин одежды для людей с золотой кредиткой. Между ним и ленинградским кафе «Пышки» 300 метров и целая эпоха.

Напротив Большой Конюшенной на Невском стоит еще одно торговое здание, дом Мертенса (1906) с окнами-арками высотой в четыре этажа (теперь там Zara). Соседнее розовое барокко — Строгановский дворец, творение Растрелли. Интерьеры, заказанные богатеями Строгановыми у того же Растрелли и автора Казанского собора Воронихина, любовно отреставрированы, но от их осмотра отвлекает неприятная кутерьма за окнами: прямо в дворцовом дворе стоит ресторан-шалман и работает псевдомузей шоколада.

За Зеленым мостом через Мойку вы снова увидите арку Главного штаба, но уже снаружи. Пересекающая Невский Большая Морская улица формально в Золотой треугольник не входит, но, безусловно, относится к нему по духу: галантный променад от Дворцовой площади к Исаакию был модным адресом и полигоном для технических новинок (здесь появились первые в городе электрические фонари).

У истока Невского проспекта силы на изучение фасадов уже, скорее всего, иссякли, но обратите внимание еще на блокадный трафарет «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна» на стене дома № 14 (немцы обстреливали город с юга) и мрачный рустованный дом Вавельберга (№ 7–9), одно из самых необычных зданий Невского. Впереди — Адмиралтейство и Александровский сад: там уже только сесть на скамейку и смотреть исключительно на деревья.