Петроградская сторона

Помимо исторической застройки Петроградская сторона, включающая в себя Петроградский, Аптекарский и Петровский острова, славится пламенным патриотизмом местных жителей. Аборигены свысока посматривают на других островитян, с Васильевского, в уверенности, что «у нас-то» куда живее — и это правда, особенно теперь, когда здесь наконец стали открываться хорошие бары и рестораны. А некоторые даже хвастают, что на Петроградской до того прекрасно, что они почти не выбираются в центр, за Троицкий мост, перекинутый к Марсову полю. Тем, кто бывал в Париже, он напомнит тамошний мост Александра III — сходство не случайно: они строились одновременно, как побратимы, да и занимались проектом французские инженеры. Конкурс выиграла фирма Густава Эйфеля, но ради удешевления сметы в итоге одобрили предложение соотечественников Эйфеля, компании «Батиньоль». Несмотря на экономию, получилось замечательно — это самый красивый мост города, с которого вдобавок открываются открыточные виды во все стороны.

За спуском с Троицкого, по левую руку — Иоанновский мост, ведущий к главным воротам Петропавловской крепости. Под мостом на защитной свае сидит бронзовый зайчик, напоминающий о топонимике: остров, на котором Петр заложил фортецию, известен как Заячий. К памятнику присочинена байка о том, что спасавшийся от наводнения ушастый прыгнул на сапог царя, когда тот впервые пристал сюда на лодке (на самом деле Заячьим остров прозвали еще финны). Подробный обход крепости тянет на самостоятельный маршрут, но всегда можно коротко и приятно прогуляться по ее пляжу.

С севера, откуда могли заявиться шведы, Петропавловку оберегал кронверк, окруженное рвом внешнее укрепление. Впоследствии его перестроили в арсенал, который теперь занимает Музей артиллерии (artillery-museum.ru), набитый военными артефактами. Только во дворе собрано 200 единиц боевой техники, от пушек XVI века до танков и ракетных остановок — и многие ограничиваются этой бесплатной выставкой. Обелиск за оградой справа от арсенала отмечает место казни пятерых декабристов.

Перед кронверком по правилам фортификационной науки располагался пустырь-гласис, необходимый, чтобы легко простреливать войска неприятеля — его границу повторяет Кронверкский проспект. В середине XIX века, когда стало ясно, что гласис уже не пригодится, на его месте разбили увеселительный Александровский парк (не путать с Александровским садом). Народ тут веселился самый забубенный: солдатня, хулиганы, проститутки, и положение не спасло даже открытие огромного Народного дома императора Николая II, дореволюционного дворца культуры.

Сейчас здание делят планетарий, Мюзик-холл и театр «Балтийский дом», а парк все так же отдан народным гуляниям, к счастью, уже менее разнузданным: теперь тут тележки с мороженым, тиры-шалманы и растущая коллекция китчевых памятников. Относительно недавнее приобретение — «Мини-город» с копиями важных петербургских ансамблей: Дворцовая площадь, Исаакий, Спас на Крови в масштабе 1:33. Построивших все это Росси, Растрелли, Трезини и остальных отлили в натуральную величину: забронзовевшая компания зодчих расселась за длинным столом. По иронии высказывание об архитектурном величии Петербурга компания «Газпром» соорудила в то самое время, когда твердо намеревалась испортить вид исторического центра своим небоскребом. В дальнем конце Александровского парка открыт тесный зоопарк, куда не стоит ходить, если вы хоть сколько-нибудь любите животных. Его сотрудники грустно шутят, что первый план переезда в более вольготное место сорвала революция, следующий — Вторая мировая, так что, может, лучше ничего и не планировать.

Самая приятная часть парка — небольшой пятачок перед летающей тарелкой станции метро «Горьковская». Здесь можно выпить кофе в гроте и взглянуть на майоликовую икону на фасаде домовой церкви Ортопедического института: с этого сусального образа начал карьеру художника Петров-Водкин. Богоматерь смотрит на храм конкурирующей религии — напротив высятся минареты Соборной мечети, чей главный вход производит совершенно гипнотическое впечатление.

Бок о бок с мечетью красуется модерновый особняк Кшесинской, через чудесный застекленный эркер которого когда-то были видны пальмы зимнего сада. Матильда Кшесинская, прима Мариинки, блистательно крутила фуэте и романы с Николаем II и великими князьями. В феврале 1917 года, испугавшись анонимок с угрозами, балерина бежала из своего дома, и через несколько дней его захватили большевики, реквизировавшие автомобили хозяйки и читавшие воззвания с ее балкона. Позже здесь и в соседнем особняке Бранта открыли Музей революции, который теперь трансформировался в Музей политической истории России (polithistory.ru) — очень даже неплохой: большой, современный, с массой занятных кунштюков вроде реконструкции типичной коммунальной кухни или телефонной будки, в которой можно послушать советские анекдоты. В связи с выходом скандального фильма «Матильда» прогнозируется повышенный спрос на небольшую экспозицию, посвященную Кшесинской.

Название Троицкой площади дал Свято-Троицкий собор, первый храм города, снесенный в 1933 году, одновременно с постройкой конструктивистского Дома политкаторжан. Дом был предназначен для семей ссыльных царской эпохи, но обжиться они толком не успели — квартиры опустели в годы Большого террора. В память о жертвах репрессий в центре площади-сквера установлен Соловецкий камень, валун из лагеря на Соловках. Рядом блестит купол новодельной часовни, возведенной на деньги набожного бизнесмена, которому, по слухам, хотелось отвлечь внимание от мечети чем-то православным.

Боковым фасадом Дом политкаторжан смотрит на Петровскую набережную, первую улицу города, где после основания крепости поселился Петр и его свита. От тех времен тут не осталось ничего, кроме собственно Домика Петра I, песчинки в сравнении с соседним великокняжеским дворцом (ныне вотчина полпреда по Северо-Западному федеральному округу). Притом кирпичное строеньице это еще не сам домик, а футляр, хранящий царский деревянный сруб, глядя на который понимаешь, из какого сора вырос Петербург. Напротив спуск к Неве сторожат Ши-цза, мифологические китайские создания, похожие на помесь льва и жабы. Каменные фигуры привезли в 1907 году из Маньчжурии; Петру, любившему все иноземное, они наверняка бы понравились.

При царе на набережной швартовались посольские корабли, и она отчасти сохранила моряцкий характер. Да, фрегат «Благодать» — это всего лишь плавучий банкетный ресторан, а квартиры в Доме адмиралов Балтфлота (опознается по фигурам матроса и солдата на крыше) выкуплены посторонними людьми, но кадеты в шинелях самые настоящие — Нахимовское училище находится за углом, на Петроградской набережной. Здание 1903 года очень хорошо притворяется петровским барокко, да и стоящий рядом крейсер «Аврора» не вполне настоящий — после всех ремонтов от того корабля, что дал залп по Зимнему, осталась дай бог десятая часть. Вернуться к Троицкой площади можно другим путем, по Пеньковой улице, мимо краснокирпичных корпусов пожарной части конца XIX века, чье главное здание с высокой каланчой выходит на Мичуринскую.

От Троицкой площади берет начало ось Петроградской, Каменноостровский проспект — «легкомысленный красавец» (определение Мандельштама), европеец, франт: сто с лишним домов — и почти ни одного проходного. Первый же по нечетной стороне дом Лидваль (№ 1–3)— эталон северного модерна, построенный архитектором Федором Лидвалем для своей матери и принесший ему мгновенную славу. Тут и асимметрия, и напускная суровость, и декор из карельских сказок: не пропустите пауков на решетках балконов. Соседний двухэтажный особняк (№ 5) принадлежал министру финансов Витте и был, что забавно, оборудован лифтом. В глубине скверика по левую руку белеет портик студии «Ленфильм», при которой работает кинотеатр с интеллигентным репертуаром.

Пересечение проспекта с улицей Мира образует восьмиугольную Австрийскую площадь, бриллиант чистой воды. Секрет ее гармонии в единстве архитектурного замысла: три из пяти зданий на площади были построены мастером модерна Василием Шаубом (подсказка: он любил башенки). В Барселоне или Вене это красивейшее блюдце было бы заставлено террасами кафе, но климат и привычки в Петербурге не те. Зато в двух шагах есть хорошая полусекретная кофейня «Тчк» — нырните под арку дома № 18 со стороны улицы Мира и пройдите во второй двор, где обнаружится смешная красная избушка.

Секреты петербургских дворов можно постигать и на примере громадного доходного дома Бенуа (№ 26–28), спроектированного тремя архитекторами из прославленной династии. Коммерчески он задумывался как элитная недвижимость для солидных господ, со всеми благами прогресса вроде собственной электростанции и десятикомнатными апартаментами. Прогнав господ, сюда заселилась ленинградская партийная верхушка во главе с Сергеем Кировым, после убийства которого Каменноостровский проспект надолго переименовали в Кировский. Квартира Кирова стала музеем — можно поглазеть на законсервированный номенклатурный шик 1920-х годов. Помимо всего этого, дом Бенуа знаменит своим дворовым лабиринтом, один из проходов которого выводит к саду на Кронверкской улице.

Живописная путаница этой части Петроградской иным приятнее прямоты Каменноостровского проспекта: узкие улочки заплетаются вокруг районного Сытного рынка. Если гулять в его окрестностях недосуг, ограничьтесь взглядом на выразительный памятник блокадницам на брандмауэре дома № 12 по Кронверкской и по-кондитерски пышный дом Колобовых по соседству (Ленина, 8), а после возвращайтесь к Каменноостровскому.

К дому Бенуа прилегает сад Андрея Петрова: автор музыки к «Служебному роману» и «Осеннему марафону» спас этот пустырь от девелоперов. На радостях пятачок слегка озеленили и заполнили шизофреническими барельефами и скульптурами. Напротив раскинулся более традиционный сквер Низами, в котором памятник всего один — персидскому поэту Низами Гянджеви.

Через квартал Каменноостровский вливается в площадь Льва Толстого, где всю остальную застройку перекрикивает Дом с башнями (№ 35): от опереточного произведения архитекторов Розенштейна и Белогруда веет и рыцарским замком, и Венецией. Сама площадь грязноватая и суетная — под боком местное чистилище со входом в метро «Петроградская», «Макдоналдсом» и бывшим ДК имени Ленсовета, чей конструктивистский силуэт замусорен аляповатыми вывесками. Толкотни добавляет то, что площадь пересекает вторая главная артерия Петроградской стороны, Большой проспект. Он был спланирован как торговый (витрин много и сейчас), поэтому выглядит более приземленно, чем Каменноостровский, хотя и там найдется несколько выдающихся фасадов; скажем, Дом с совами (№ 44) занимает почетное место в пантеоне петербургского северного модерна.

Темой для отдельной прогулки может стать сонм ответвляющихся от Большого проспекта улиц с чудными фамилиями в названиях: Плуталова, Подковырова, Подрезова, Бармалеева (она навеяла Чуковскому образ злодея Бармалея). В малолюдном обособленном квартале вдумчивый глаз радует то затейливый эркер, то проросшее на балконе дерево, то расписной брандмауэр. На тихой Лахтинской улице разыгрался самый громкий городской скандал 2015 года — некий предприниматель самовольно сбил с модернового дома архитектора Лишневского (№ 24) горельеф с Мефистофелем. Князь тьмы оскорбил бизнесмена тем, что нехорошо смотрел на строящуюся напротив церковь. Была шумиха, митинг, суд, но возвращение Мефистофеля пока затягивается.

За метро «Петроградская» Каменноостровский проспект пересекает речку Карповку, карпов в которой никогда не водилось — это плохо услышанный финский. С Силина моста открывается лестный вид на изгиб набережной, но за пределом обозримого остается Первый дом имени Ленсовета (№ 13), чистейший образчик ленинградского конструктивизма, возведенный для интеллектуальной элиты — в нем, например, выросла писательница Татьяна Толстая.

Перейдя мост, вы ступаете на Аптекарский остров, чье название отсылает к разбитому по указу Петра I аптекарскому огороду, из которого вырос Ботанический сад. Каменноостровский здесь по-прежнему щеголеват, но к востоку от него царит совсем другой коленкор: дряхлые заводы, частично уже снесенные под новостройки, исследовательские институты и игла телебашни.

Свернув направо по улице профессора Попова, можно представить, как выглядела Петроградская в конце XIX века: на четной стороне сохранился деревянный дом с резным балконом (№ 10), какими прежде здесь было застроено все. Уцелел он благодаря тому, что на втором этаже снимал квартиру Михаил Матюшин, художник, композитор, друг и единомышленник Бурлюка, Хлебникова и Маяковского. Сейчас в доме Матюшина работает Музей петербургского авангарда, трогательный, но скудный; положа руку на сердце, интереснее почитать воспоминания о том, как герой экспозиции на пару с Малевичем ставил футуристическую оперу «Победа над солнцем».

Ударно начавшись, Каменноостровский проспект так же ударно завершается — роскошным (и сейчас баснословно дорогим) кооперативным домом 1914 года (№ 73–75), где жили Заболоцкий, Капица и Лозинский, переведший здесь «Божественную комедию». Финальным аккордом прогулки служит прелестный Лопухинский сад, в котором местные жители катают коляски и кормят уток. В рисунке прудов и дорожек чувствуется рука садовника дореволюционной школы: деревянное здание в лесах — это полурассыпавшаяся дача купца-миллионера Громова, который, в отличие от советской власти, не жалел на свой парк никаких денег.