Москва фальшивая: реконструированные памятники

Привычку восстанавливать утраченные памятники архитектуры не назовешь специфически московской (так после Второй мировой заново отстраивали Варшаву и Дрезден), но ее корни в столице достаточно глубоки. Еще в XVIII веке в Кремле действовало правило разбирать обветшавшие строения и восстанавливать их «таким же видом, как прежде были, без всякой отмены», а снесенная Баженовым ради его Большого Кремлевского дворца южная стена крепости была детально отстроена Казаковым.

Все это, однако, меркнет перед волной реконструкций 1990–2000-х годов, пришедшей на смену волне разрушений 1930-х. Первым из архитектурного элизиума вернулся Казанский собор на Красной площади, воссозданный в 1994 году так, как будто не было не только большевистского сноса, но и предшествующих ему двух веков непрерывных подновлений и переделок. Год спустя по соседству снова возникли Воскресенские ворота, заодно обеспечившие прямой проход из Исторического музея в переданное ему здание бывшего Музея Ленина.

Примерно в это же время между Волхонкой и Москвой-рекой начала разворачиваться грандиозная эпопея то ли восстановления, то ли повторного строительства неовизантийского гиганта архитектора Константина Тона — храма Христа Спасителя. Целая битва между консерваторами во главе с митрополитом Ювеналием и реставратором Алексеем Денисовым и обновленцами, ведомыми Зурабом Церетели, завершилась полной победой последних. Новое здание встало на массивный стилобат с нижним храмом, залом церковных соборов и подземной парковкой. Его крышу вместо позолоты покрыл современный нитрид титана. Наконец, самые ожесточенные споры вызвал вопрос о барельефах на фасадах: их каменные подлинники, снятые со взорванного в 1931 году здания, сохранились в Донском монастыре, но Церетели настоял на том, что вместо не очень прочного, но исторически верного известняка следует использовать бронзу. С другой стороны, такая заметная разница между старым и новым зданием соответствует одному из принципов реставрационной этики, по которому копиям никогда не следует притворяться оригиналом.

В первом десятилетии XXI века споры о реконструкциях перекинулись в бывшие подмосковные резиденции русских царей. Дворец Алексея Михайловича в Коломенском был отстроен на новом месте и в современных материалах, что сделало его чем-то средним между наглядным пособием для школьников и парком развлечений. С Царицыно ситуация оказалась куда неоднозначнее: там подлинные стены неоконченного дворца Матвея Казакова по инициативе мэра Лужкова превратились в зрелищное и очень популярное у публики, но не соответствующее оригинальному проекту музейное здание. В центре города в это же время была снесена и отстроена почти в прежних формах гостиница «Москва», высота потолков в которой не отвечала требованиям к пятизвездочным отелям. Самым трагичным для города стал опыт с Военторгом на Воздвиженке, где изящное здание в стиле модерн было снесено в 2003 году ради уродливого офисного центра в три раза большей площади, лишь отдаленно повторяющего контуры предшественника.

С приходом в мэрию Сергея Собянина мода на реконструкции резко пошла на спад. Возникший было у федеральных властей порыв восстановить Чудов и Вознесенский монастыри в Кремле закончился устройством на месте снесенного советского корпуса нового парка. Та же судьба постигла и территорию гигантской гостиницы «Россия», где тоже поговаривали о восстановлении планировки старого Зарядья. Только в 2016 году в прессе неожиданно всплыл довольно поразительный проект реконструкции Сухаревой башни в виде эстакады Садового кольца над проспектом Мира — но, скорее всего, ему все же никогда не суждено осуществиться.