Барселона

Каталонский модернизм

В последние десятилетия XIX века Барселона впервые за многие столетия внезапно оказалась в авангарде мировых художественных тенденций. Сейчас с каталонским модернизмом, как называется местный извод ар-нуво, в первую очередь ассоциируются постройки Гауди — хотя его творчество слишком индивидуально, чтобы сводить его к одному стилю. Вообще же каталонский модернизм — это не только Гауди, а еще десятки архитекторов, а также скульпторов, художников, мебельных мастеров, ювелиров, поэтов, писателей, композиторов — вообще, пожалуй, мало где в мире был настолько полно реализован модерновый идеал синтеза искусств, как это удалось сделать каталонцам.

Ко времени появления этого стиля (1880-е) Каталония, веками прозябавшая на задворках Испании, превратилась в самую богатую и динамично развивающуюся часть страны, промышленное ее сердце, а головы новому поколению местной буржуазии — прижимистым поборникам прогресса, респектабельным заводчикам, арматорам, банкирам — кружили пьянящие идеалы каталонского национального возрождения. Собственно в модернизме они и нашли свое искусство: одновременно передовое и современное, через голову косных мадридских властей представлявшее новую Каталонию Европе и миру, использующее самые футуристические материалы (чугун! листовое стекло!) и революционные строительные решения — и одновременно глубоко укорененное в прекрасном каталонском прошлом и народных ремесленных традициях.

Примерно такую программу и сформулировал в манифесте 1878 года «В поисках национальной архитектуры» Льюис Думенек-и-Мунтане (1850–1923) — уже состоявшийся к тому времени архитектор, а также историк, литератор, политик, публицист, дизайнер, книжный оформитель и вообще настоящий титан Возрождения. Воплощать новые принципы он взялся в здании издательства «Мунтане и Симон» (1878–1883), принадлежавшего его дяде (ныне — Фонд Антони Тапиеса). Несмотря на смутно мавританский декорчик, это по сути совершенно индустриальное здание, с гордостью выставляющее напоказ свой чугунный каркас и огромные, в две трети фасада, стеклянные окна. Особо скандальное обстоятельство — весь дом возведен из неоштукатуренного кирпича; до сих пор такое могли себе позволить только строители фабрик где-то за городской чертой, а это же бесстыдно оголившееся здание появилось в самой респектабельной части города, в сердце Эщампле (Eixample) — новых фешенебельных кварталов, которыми начала обрастать Барселона после сноса старинной крепостной стены. Тут же из неоштукатуренного кирпича (и изразцов — заказчик владел изразцовой фабрикой и решил заодно отрекламировать свой товар) строится дом Висенс (1883–1888; вскоре должен открыться для посещений) в Грасии — эта мавританская побрякушка стала первой самостоятельной постройкой недавно получившего диплом архитектора Антони Гауди (1852–1926).

Золотые десятилетия каталонского модернизма принято отсчитывать от барселонской Всемирной выставки 1888 года, превратившей новый стиль в архитектурный мейнстрим. Особое значение в этом смысле имело выстроенное Думенеком на главной площадке выставки, в парке Цитадели, здание кафе-ресторана, тут же получившее прозвище «Замок трех драконов». Эффектная кирпичная крепость с богатым изразцовым декором и роскошными витражами и скрывавшееся внутри ее идеально выверенное утилитарное открытое пространство, по сути огромный заводской цех, не только сформулировали канон каталонского модернизма, но и имели далеко идущие последствия за пределами страны: например, именно конструкция «Замка» Думенека стала образцом для программного здания биржи Берлаге, основоположника амстердамской школы. После издательства «Мунтане и Симон», дома Висенс и особенно «Замка трех драконов» голый кирпич, чугун, стекло и изразцы окончательно превращаются в фирменные материалы каталонского модернизма.

В последующие годы в новом стиле стремительно застраивается самая дорогая часть Эщампле — кварталы вокруг бульвара Грасии, ныне известные как Золотой квадрат каталонского модернизма; отдельные постройки, вроде экстравагантно роскошного дворца Гуэль (1886–1890), который выстроил Гауди для своего покровителя Эузеби Гуэля, появляются и в Старом городе. Растительные формы ар-нуво изощренно переплетаются в новой застройке с обязательными отсылками к национальной самобытности — бесчисленным святым Георгиям с драконами (покровитель Каталонии), народному кованому железу, непременному декору и фирменным аркам каталонской готики — архитектуры золотого века независимой Каталонии. С готикой у модернистов все выходило так хорошо, что, к слову, фантазийный замок, который выстроил в приморском Канете Думенек для своего дяди-издателя, успешно сыграл сказочное средневековье в седьмом сезоне «Игры престолов».

В конце века на архитектурном небосклоне загорается еще одна звезда — из провинциального Матаро в столицу возвращается Жузеп Пуч-и-Кадафалк (1867–1956), ученик Думенека, в скором будущем — третий столп каталонского модернизма (а по совместительству великий историк архитектуры и один из отцов радикального каталонского национализма). Первая же его постройка в Барселоне, дом Марти (1896), задала персональный стиль Пуча — это сумрачная вагнерианская неоготика, каждой деталью отсылающая ни к какой не Испании, а прямиком в Англию или Фландрию, к традиционным торговым и политическим партнерам средневековой Каталонии, и украшенная галлюцинаторно пышной модерновой скульптурой.

Тем временем воротилы каталонского бизнеса — а теперь еще и обладатели графских титулов с легкой руки короля Альфонсо XIII — продолжают богатеть и соревноваться в пышности своих особняков. Многие дома начала XX века в Эщампле — даже не новые постройки, а плоды перестройки предыдущих зданий, морально устаревших за какую-то пару десятилетий. Особого накала соревнование достигает в одной точке бульвара Грасии, известной как «Квартал раздора»: тут встретились самые эффектные жилые дома всей звездной троицы — Пуча (дом Аматлье, 1901), Думенека (дом Льео-Мурера, 1906) и Гауди (дом Батльо, 1906). При этом не успел Гауди даже достроить дом Батльо, как спекулянт и брачный аферист Мила уже попросил архитектора отгрохать чуть выше по бульвару что-нибудь еще более монументальное и выдающееся — этот доходный дом позже получит прозвище Педрера («Каменоломня»). Думенек тем временем одновременно берется за два масштабных проекта, которые и составят в результате его славу, — Дворец каталонской музыки (идеальный образец тотального произведения искусства, каким его представляли себе теоретики той эпохи) и комплекс больницы Святого Павла.

tolgaildun / Shutterstock.com

Черту под самым замечательным десятилетием каталонского модернизма подвела Трагическая неделя — охватившая весь город летом 1909 года вспышка насилия, с уличными боями и погромами монастырей. Особое впечатление эти события произвели на Гауди, с годами все больше и больше погружавшегося в пучину исступленной веры (и безумия, как утверждали злые языки). Он вынужден свернуть работы над Педрерой, вскоре по коммерческим соображениям останавливается и строительство в парке Гуэль — еще одном масштабном проекте архитектора. Думенек отправляется в Мадрид депутатом в парламент, Пуч переключается на урбанизм, археологию и политику — в 1917 году он станет президентом первого автономного правительства Каталонии, Манкомунитат. В 1923 году в Испании случится военный переворот, и после ликвидации Манкомунитат Пуч отправится в изгнание — за три дня до кончины Думенека. Гауди же сразу после смерти своего бессменного покровителя и близкого друга, графа Гуэля (1918), окончательно сосредоточился на главном, а теперь и единственном проекте своей жизни — храме Святого Семейства (Саграда-Фамилия), возводить который он взялся еще в далеком 1894 году. Стройка идет на пожертвования, которые архитектор собирает лично, — и теперь, только завидев этого опустившегося старика в лохмотьях, о знакомстве с которым они несколько лет назад могли лишь мечтать, добропорядочные обыватели переходят на другую сторону улицы. В 1926 году Гауди продает свой дом в парке Гуэль и переселяется на стройплощадку Саграда-Фамилия, которую покидает только для того, чтобы сходить на мессу в Старый город. Несколько месяцев спустя как раз по пути на мессу он попадает под трамвай. В больнице его принимают за бомжа — и только через несколько дней опознают самого великого каталонского архитектора всех времен и народов.